морским бризом и еле слышным шумом волн. Двухэтажные дома, выстроенные в разных стилях, смотрелись не вычурными, а скорее ухоженными, с множеством палисадников и приоконных горшков с высаженными цветами.

– Когда-то Пярну назывался русским названием Пернов, а в начале XVIII века после Северной войны город перешел во владение русской империи. И в Пернове проживал Абрам Ганнибал – прадед Пушкина и сподвижник Петра Первого.

– Я не знал.

– И сейчас многие известные люди облюбовали Пярну. Долгие годы здесь отдыхал выдающийся скрипач Давид Ойстрах с семьей. Вот на этой улице они жили – улице Муули… Ты не переживай, дружище, все образуется…

– Да, конечно, прости за философские темы. Ты знаешь, скоро мне звание Героя Социалистического Труда должны присвоить. Косыгин недавно приезжал…

– Вот видишь! Вот и передашь свое дело, когда время придет! У тебя же три замечательные дочки! Выйдут замуж, зятья пойдут, внуки…

– А придет оно, это время?

– Не переживай, придет…

21

Горунов не спал всю ночь. Глядя на изрядно округлевшую луну в распахнутом окне, он нервно курил сигарету за сигаретой. Накануне вечером опер ОБХСС встретился со своим давним осведомителем Кешей, который поведал интереснейшую информацию. Несколько дней тот следил за Раскиным, в недавнем прошлом – сибиряком Броутманом, незаметно таскаясь повсюду. За все это время зубной техник ничем особо себя не выдал. В магазине больших денег не тратил, на рынке – тоже, в ресторанах не был, один раз в такси прокатился, но что в том особенного? Одевался элегантно, но не броско, так, один костюмчик серенький, правда, не из дешевых. С прекрасным полом не общался, на работу и с работы являлся вовремя. И, кажется, тихий и скромный советский гражданин, не к чему придраться. И нечего было бы и добавить к этому портрету, если бы Кеша не догадался зайти в стоматологическую клинику. Записавшись на прием к зубному, он присел в длинном белом коридоре с розовой каемкой на казенную кушетку в ожидании своего времени.

В осведомители к Горунову Кеша попал достаточно давно за мелкую спекуляцию и, как это обычно бывает с правоохранительными органами, пошел на сотрудничество ради свободы. И почему-то с виду не очень привлекательное дело так увлекло, что порой новоявленный осведомитель и сам уже представлял себя милиционером-сыщиком. Сидя в очереди к стоматологу, Кеша не страшился вставить давно выпавший зуб и, если потребуется, потратить таким образом свою собственную энную сумму на праведное сыскное дело.

Вокруг сидели иные страждущие починить челюсти в лице седовласого мужчины и трех почтенных дам. Кеша окинул взглядом всех присутствующих, остановившись на чересчур расфуфыренной клиентке, сидевшей по соседству. Золотая цепь с внушительным кулоном и драгоценным ограненным камнем на дряблом декольте, бряцающие увесистые серьги в ушах, окольцованные золотыми перстнями разбухшие пальцы свидетельствовали не столько о достатке обладательницы украшений, сколько о бездарном вложении внезапно свалившегося на мощно начесанную голову богатства. Кеша перевел взгляд на седовласого мужчину, читающего журнал «Знание – сила», и на двух скучающих дам, сидевших напротив. Вдруг повисшую тишину коридора, в которой слышалось только тиканье настенных часов, нарушил стук каблуков, и к очереди присоединилась прехорошенькая блондинка средних лет.

– Ираида Марковна, как я рада вас видеть!

– Ой, Милочка, какими судьбами? Как папа? И что, вы тоже к нему? – вопрошала Ираида Марковна, указывая на соседнюю дверь стоматолога.

– Спасибо, все хорошо с папой, я орехи недавно неудачно поела, теперь надо что-то делать, – и, переходя на шепот, блондинка продолжила, – Рудик сказал принести материал, чтоб быстрее было и качественнее.

– И что вы подразумеваете под материалом?

– У нас есть золотые монетки царской чеканки, Рудик сказал, что это весьма качественный материал.

Женщины стали шептаться еще тише, так что, как ни приклеивал ухо Кеша, больше ничего не услышал. Правда, и того, что услышал, было вполне достаточно, чтобы незаметно удалиться и бежать со всех ног к Горунову. Шальной осведомитель с ходу вывалил оперу новости про золотые монеты царской чеканки, не забыв описать в красках всех действующих лиц коридора стоматологической клиники.

И теперь, глядя в слегка освещенное луной ночное небо, Горунов размышлял о том, как следует распорядиться полученной от осведомителя информацией. Вряд ли будет толк от живца, посланного в стоматологическую клинику к осторожному Рудику, если тот рассчитывает только на своих клиентов и материал из драгоценных золотых монет царской чеканки. Человек, отбывший десять лет в местах не столь отдаленных, чужого к себе близко не подпустит. Кроме того, даже если операция на «живца» даст какой-то положительный результат и Раскина, что маловероятно, удастся взять с поличным, где гарантия, что дело у Горунова не заберет КГБ, не дождавшись, пока он доведет его до логического конца и разгонит шайку-лейку Оршицкого райпотребсоюза во главе с Бородиным? Честный и убежденный коммунист Горунов уже стал посмешищем в глазах коллег за бесконечные рапорты начальству и множество обращений в партийные органы по поводу устоявшихся хищений в особо крупных размерах в Оршицкой потребительской кооперации. Так что же изменится, если к этим обращениям добавится еще одно? А ничего. И что тогда? Молчать и наблюдать за круговой порукой? А как же коммунистические принципы, идеи? – не спалось взволнованному оперу ОБХСС. – Должна же где-то быть управа на жуликов? Только где? Нет правды на земле, но нет ее и выше? Выше, выше, выше… стоп! В ЦК КПБ, лично Машерову! Причем не по почте, а лично отвезти в приемную к первому лицу БССР!

От внезапно найденного решения Горунов испугался и разволновался пуще прежнего и все же, докурив последнюю сигарету, пошел писать в четвертом часу утра развернутую жалобу в ЦК о том, что в системе райпотребкооперации процветает воровство.

Он проснулся в восемь утра разбитым, вспомнил о своих ночных бдениях и волнениях, но найденный выход, казалось, придал смысл и ускорение холодному душу, включению газовой конфорки и завариванию кофе в турке. Придя на работу, Горунов тут же написал заявление на отгул, с легкостью подписал у начальства и отправился на поезде в Минск.

Во втором подъезде здания Центрального комитета Коммунистической партии Белоруссии у Горунова спросили паспорт и служебное удостоверение старшего оперуполномоченного ОБХСС Оршицкого РОВД, пометили в журнале обращений его фамилию и бесхитростно взяли увесистый конверт, адресованный лично Петру Мироновичу Машерову. Что делать дальше, Горунов не представлял. В Александровском сквере у Купаловского театра, посидев на лавочке у круглого фонтана со скульптурной группой, в которой мальчик играет с лебедем, он тупо насладился игрой малышки в сарафане в горошек и ее заботливой бабушкой, прошелся по центральной площади,